(c) Flash Gordon

Шаги к...

- Сядь, Кудо. Успокойся.
- Черт, больно же, ты, придурок…
- Сядь, тебе сказано.
- Убери руки, убери руки, убери…
- Брэд, он крышей едет.
- Убирайся из его головы!
- От этого легче не станет.
- Убирайся! И отсюда, кстати, тоже.
- Как скажешь, дорогой…
- Вон!
Больно, больно, как же больно… ублюдок умудрился скрутить меня моей же проволокой, черт, он слишком быстрый, руки… кровь… курить…
- Дай ему сигарету.
- Ну вот еще! Ты меня отсюда выгнал.
- Шулдих.
- Все, все, понял, дал сигарету… тебе прикурить, котик? Ага… Ну, не побрезгуешь, из моего-то рта… а знаешь, какой у меня сладкий рот, котик? А что я умею им делать!..
- Шулдих!
- Совсем ушел, совсем ушел, мне есть, чем заняться, мне есть, чем заняться, мне… чем мне заняться? Подрочить на глазах у изумленной публики? Фи. Гадость. В кабак, кабак, кабак… только кровь сначала отмыть. Пойти, что ли, к Фарфи, пусть слижет? Эээ, нет… ух ты. Слаааадкая… Эй, Кудо, ты знаешь, что у тебя сладкая кровь? Ну, ни фига себе… парень, если ты так чувствителен к боли, что ты делаешь в Вайсс? Как ты до сих пор жив, почему тебя болевым шоком как-нибудь однажды не накрыло? Поразительно…
Больно… курить тоже больно. Гортань… Шулдих, ублюдок, что ты с моим горлом сделал…
- Кудо, я надеюсь, ты понимаешь, где находишься?
Ненавижу. Шварц. Ненавижу.
- Эгей, Брэдли, он думает, что нас ненавидит!
- Это еще не ненависть, Шулдих.
- Хочешь, я ему покажу, что такое ненависть?
- Возможно. Позже.
- Да, я уже ушел.
- Слышу.
- Ах, Брэээээдли…
- БРЫСЬ!
Как я попался?.. Миссия… кровь. Тела. Даже ледяные глаза Айи вспыхнули… ужасом и болью. Девочки, так похожие на его сестру, близняшки… вспоротые животы, разложенные вокруг кишки, Джек - Потрошитель, ты снова жив, ты снова убиваешь? Они были так невинны… Не проститутки, не жеманные «девственницы» из тех, кто бегают на свидания с немолодыми бизнесменами, и за косметику, кроссовки и шмотки дают себя потискать. Я же вижу, они совсем юные, и такие чистые… были.
Кена отчаянно рвало за углом. Оми стоял, прижимая руки ко рту, и глаза у него были совершенно безумные… Айя, зачем ты потащил сюда всех нас? Здесь хватило бы одного... любого… мы все равно опоздали, и опоздали не на пятнадцать минут, не на час - не на одни даже сутки. Слишком далеко зашло разложение.
Айя. Айя… Айя!
Шулдих!
Вайсс, тревога, тревога, здесь Шварц, здесь проклятый рыжий немец, парни, вы что, меня не слышите, Вайсс, ааааа…
«Хватайся либо за передатчик, либо за проволоку, Кудо, не надо рассеиваться.»
Поздно. Проволока обматывается вокруг горла, врезается в кожу…
«Я сегодня милосерден, сладкий котик. Живи.»
Боль.

- Где… остальные?
Меня трясет. Кашель прорывается из легких, из моих прокуренных легких, и раздирает изуродованное горло…
- Спокойно, Кудо. Сейчас будет легче.
Будет. Разумеется, будет. Когда ты сдохнешь, Кроуфорд.
Ну да. Раньше сдохну я. У тебя пистолет, и ты так спокойно смотришь на меня. Чего ты хочешь, американец? Ненавижу…
- У тебя кровь. На, хоть губы вытри.
Не буду. Вот еще. Пока я чувствую свою кровь на губах, я жив. Хотя, с каким бы удовольствием я бы окунул свои руки в твою кровь.
- Остальные живы и свободны. Шулдих приходил за тобой.
Очень мило с его стороны.
- Они будут меня искать.
- Не будут.
Дурь какая. Не будут?
- Не будут. Тебя не было.
- ЧТО?!
- За тобой приходил Шулдих…
- Mastermind…
- Именно. Никто из Вайсс не помнит, что их было четверо.
- Четверо…
- Их трое, их всегда было трое.
- Но как же…
- Твои хозяева? Это не должно тебя беспокоить.
Еще больнее. Хорошо, что ушел Шулдих. Я бы рехнулся, если бы он лыбился мне в лицо, пересказывая Кроуфорду мои мысли. Мои спутанные, больные, перепуганные мысли…
- Чего ты хочешь, Кроуфорд?
- Я подумаю.
Думай. Думай, пока я жив…

Не может быть, конечно, не может быть, что Шулдих выпихнул все воспоминания обо мне из голов Вайсс, так, чтобы они просто решили, что всегда были втроем.
«Верно мыслишь, котенок».
Шулдих. Проклятый рыжий немец.
«Он самый, котенок».
Прекрати меня так называть!
«Как, котенок?»
Смеется еще. Ненавижу, тварь.
«Киса – киса - киса… Киса хочет кушать?»
Нет, блин. Курить хочет.
Итак. Что тогда?
«Все просто, Йоджи. Тогда – ты предатель. Ты ушел из Вайсс, купившись на щедрое предложение Шварц. Финансовое, разумеется. И – теперь среди наших жертв есть и те, горло которых перерезано проволокой».
Часы… черт. Думал, сдохли.
«Ну щас. Хорошая же работа. Штучная».
Кто?
«Какая тебе разница?»
Шулдих?
«Все равно не скажу».
Наги?
Смеется, рыжий.
Сумасшедший ирландец?
«Не скажу – не скажу – не скажу, и пальчиком не покажу».
Ненавижу. Ну не Кроуфорд же!
«Хи-хи».
Проклятье…

«Твои личные покои, котенок».
Судя по всему, тут раньше гнездился Фарфарелло. Вон, зыркает бешеными глазами. Убийца священников. Убийца собственной семьи. Урод.
«Не называй так моего дружка, котенок».
Приобнимает одноглазого за талию. Тот скалится и кусает Шулдиха за плечо, над воротником рубашки, и я вижу, как мимолетная раздраженная гримаса уродует лицо стоящего у ближней ко входу стены Кроуфорда. Красивое лицо, между прочим. О чем я думаю?
Я сошел с ума, точно. Мне надо думать о том, как выбраться отсюда…
«Да никак, котенок».
… а я думаю о том, что Кроуфорд ведь тоже видит сейчас, насколько красив рыжий, вот сейчас, с этим взглядом, светлым, смешливым взглядом, и этой рыжей челкой на глаза.
«Девочку давно в койку не заваливал, котенок?»
Верни мне мое оружие, и я убью тебя, рыжий.
«Спасибо, мне пока еще весело жить».
Весело.
Айя, когда ты последний раз улыбался? Когда я по пьянке пытался поцеловать тебя, там, в магазине, и ты дал мне поддых рукоятью катаны, и добил кулаком по загривку, и я ползал у тебя в ногах, пытаясь прокашляться – продышаться, и глотал проклятья, которые у меня почему-то начинались с «Придурок, я же тебя люблю…».

Ну, по крайней мере, здесь не холодно. И руки оставили свободными. Кормить-то хоть будут? Ага, и то ладно.

Сколько времени я пробуду здесь? И зачем я им тут нужен?
Похоже, что поиграть.
Дерьмо.

Я не смогу бежать. Не смогу. Не смогу. Я уже понял. Это слишком легко читается в яркой пустоте твоих смеющихся глаз. Во взмахе руки, поправляющей волосы. В сдвинутых на нос очках, в неуловимо-быстрых, одновременно плавных и резких движениях, в твоем смехе. Шулдих. Что ты со мной делаешь?
«Копаюсь в твоих мозгах. Смешно. Дерьмо, секс, твои разбитые очки – новые не получишь, разумеется, - и красная роза поверх этого всего».
Проклятье.
«Да-да-да, мой мальчик, я знаю, что ты влюблен в отморозка, а ведь он тебе не дал, ни разу не дал, только что по морде да по шее, верно?»
Еще в солнечное сплетение пару раз. И Оми видел. Потом смотрел на меня, и спрашивал – Йоджи, а как же твои подружки? Зачем тебе их так много, если ты этот…
Ага, я этот. И не надо быть мудрым старым змеем, чтобы видеть, что в Шварц «этих» - гораздо больше.
«Ах, какая прелесть, маленький Йоджи пытается осознать собственную сексуальность. Котенок, ты любишь играть своей маленькой игрушкой? Поиграешь для меня? Я хочу посмотреть».
Убирайся в ад, Шулдих.
«А где я сейчас, по-твоему?»
В Токио.
«Вот-вот».

И так днями.
Может, даже не неделями, а уже месяцами, я не знаю, сбился со счета.

Можно иногда приковать меня наручниками к креплениям в стене. Для забавы. И, забавляясь, избить меня. А у тебя почему синяки замазаны? Как женщина, право слово. Ох бля, не надо сюда больше, болит же, с прошлого раза еще болит. Хорошо хоть, горло зажило. Дал бы лучше сигарету, рыжий.
- Я бы тебе лучше отсосать дал, да ты же кусаться будешь. Даже если на тебя строгий ошейник надеть.
Почему-то вслух. Телепат, у тебя мозги, что ли, перетружены, что ты вслух заговорил?
«Котенок стесняется говорить о сексе вслух? Ну-ка, быстро скажи «трахни меня, Шулдих, я так хочу тебя!»
- Отъебись три раза, немец.
- Фу, как некультурно!
Кроуфорд. Мрачный, как… в общем, как Айя мрачный. Немца за шкирку, и из моего «комфортабельного номера с видом на Преисподнюю».

А назавтра у Шулдиха еще один синяк, и снова запудренный. Точно, тут «этих» больше. Шулдих, ты специально так себя ведешь, чтобы тебя лупили, а не драли в твою тощую немецкую задницу?
«Пошел нахуй, Кудо.»
Почему так грустно, рыжий?
«Иди ты».
И все?
«Нет, чтобы пойти нахуй, тебе придется снять штаны, повернуться ко мне задом и наклониться».
Сам иди в такую даль.
«С удовольствием. Но на свой не могу, на твой не тянет…»
А больше никто не предлагает.
«Да у меня масса предложений!»
Но не тех. Шулдих, это ведь тяжело, очень, да?
Молчит. Смотрит. Улыбается. Дымит сигаретой. Поправляет галстук, разворачивается, уходит. Разозлен. Кажется, меня сегодня оставят без ужина. Мелкая пакость, а как мне можно еще насолить?
А, вот так еще. Вернуться и избить. Да прекрати ты, больно!
«Я знаю».
Больно. Ты знаешь. Аа… сука, да что ты творишь!
- Бью тебя, за разговорчики твои дурацкие.
- Да тогда тебя должны бы бить непрерывно!
Останавливает замах, странно смотрит в глаза, грациозно плюхается на пол и снова закуривает.
- Эй, это тебе не камера пыток, чтобы тут сидеть и курить на глазах у умирающего от никотиновой недостаточности!
- Если я тебя при этом буду бить ногами – тебе полегчает?
- Я буду меньше обращать внимание на запах сигарет.
- Вот и обломись. Не буду я тебя бить.
- А, пошел ты!
- Уже в пути.

Кто же освоил проволоку?
И почему Шулдих приходит каждый день?
«Ты его действительно любишь, ты знаешь, котенок?»
Ненавижу, убирайся.
«Нет, не ненавидишь. Тебе почти уютно, когда я прихожу и сижу здесь».
Глаза бы мои тебя не видели.
«Критикер хотели подсунуть Вайсс четвертого, но не нашли такого же урода, как вы все».
Ага. Но пополнение рядов Шварц происходит еще сложнее.
«Нам не нужно пополнение, мы – цельная команда».
Верно, но твой командир так же не обращает внимание на то, как ты вертишь задницей перед ним, как мой – явно был готов пристукнуть меня за попытку его поцеловать.
«Типа того».
Ты шлюха, Шулдих.
«Не меньше твоего, Кудо. Но мне хотя бы что-то перепадает».
По морде?
«Нет, нахуй я пару раз сходил в прямом смысле».
Повезло, да?
«Как есть повезло, Кудо».
Ты его любишь.
«Нет, я думаю, ударить тебя по яйцам, или по морде? Тебе все равно не пригодится больше ни то, ни другое».
Бей куда хочешь. Какая разница.
«Вот то-то и оно. Обидно, котенок?»

Я уже почти привык к тому, что Шулдих являлся каждый вечер. Запах его сигарет – вот это было действительно мукой. Все остальное – резкий смех, язвительные комментарии, тычки узким носком ботинка в бок – рыжая немецкая сволочь любит модельную итальянскую обувь, шлюха… - было не так страшно. Я привык. Я ко всему привык.
Но однажды вечером Шулдих не пришел. И не пришел на следующий день.
Пришел Кроуфорд. Спокойный, молчаливый. Как всегда.
Как же больно, когда тебя бьют. Вкладывая в каждый удар тоску по тому, кого уже никогда не увидят…
Потом меня выкинули на улицу. Кровь, изодранные шмотки, почти не видящие глаза – плевать.
Не плевать – мне некуда идти.

Ну разумеется, полиция. Ну разумеется, арестовали. Было бы странно.
Не странно. И то, что это я убийца гражданина Германии… господи, как его звали-то?… - тоже не странно.
Оказывается, я не только убивал своего подельника несколько часов. Перерезав под конец ему горло проволокой. Оказывается, я изнасиловал его.

До сих пор гадаю, кто это сделал.

Ну, значит, все-таки не Шулдих освоил мое оружие…
Почему-то это утешает.

Впрочем, какая разница.

Ледяная ненависть в глазах Айи. Ах, Айя… прости меня. Ты даже дрожанием ресниц не покажешь, что видишь мой взгляд. Как же мне сказать тебе…
Непонимание в глазах Оми. Ну как же, котенок, только я один в Вайсс думал о сексе… вот, продал свою задницу за деньги Шварц, вот, стал насильником – убийцей. Подумай на досуге, может, кто-то из тех, кого ты считаешь до сих пор своими друзьями, тоже на такое способен? Будь осторожен, маленький котенок, и запирайся на ночь.
Обида в глазах Кена. Как же, КенКен, я понимаю… я все всегда понимал и понимаю. Я предал тебя. Ну, так получилось. Ты сжимаешь кулак, и тут же резко разжимаешь пальцы, словно боишься пораниться, словно на тебе багнак. Думаешь, что было бы лучше, если бы ты убил меня. Да, Кен. Было бы лучше.
Рыжий немец, умерев, ты начал мне сниться. Твой смех, твои кошачьи зеленые глаза. Или голубые. Почему-то все говорят, что зеленые. И я тоже говорю. А ведь сам видел – голубые. Когда смотрят вот так – сверху вниз. Когда их хозяин улыбается одними губами. А глаза серьезные такие. Шулдих с серьезными глазами.

Изнасилование и убийство. Понятно, что мне светит в тюрьме. Ну, задница Кудо Йоджи, готовься к бенефису.

Зал суда. Кен, Оми, Айя. Глаза такие темные…
«Обидно, котенок?»
Обидно, Шулдих.