(с) Тирис, Тарис, Орис.

Варнинг: Копирайты принадлежат Сами-Знаете-Кому, если не знаете – ваши личные трудности.

НА ЗАПАД.

Ссора. Она началась как обычно из-за мелочей.
- Хочу есть, хочу есть, хочу есть, а этот рыжий таракан стащил последний пирожок! - Ныл Гоку.
- Заткнись, обезьяна, я больше тебя, и есть мне надо больше!
Хаккай улыбнулся своей обычной отстраненной полуулыбкой, ничего не говоря.
- Но это был МОЙ пирожок! - Гоку вскочил и выхватил из-под носа Годжо его тарелку.
- Ах ты, мерзкий троглодит! - Годжо схватил тарелку и попытался под столом пнуть Гоку, тот немедленно заверещал на весь трактир.
- Заткнитесь немедленно, вы, оба!!! - Санзо огрел обоих веером.
Годжо не глядя отмахнулся, совершенно забыв, что у него в руке был нож.
Стальное, остро заточенное лезвие бесшумно вошло монаху в живот, с поразительной легкостью разрезая мышцы и внутренности.
Санзо отшатнулся, прижав руки к животу. Кровь толчком выплеснулась из страшной раны, пятная золотистое облачение монаха.
Санзо неверяще посмотрел на Годжо и осел на пол. Кровавое пятно медленно расползалось по грязным доскам пола. Несколько секунд все не двигались.
-НЕТ!!! САНЗО!!! - Страшно закричал Гоку, и потом время снова пошло.
Золотыми росчерками разлетелся его лимитер, Годжо машинально отступил, не отрывая взгляда от распростертого на полу тела. Слабеющими руками монах вытащил пистолет и, не целясь, выстрелил.
Хаккай и Годжо, наплевав на Гоку без лимитера, одновременно кинулись к Санзо.
Хаккай упал на колени рядом с Санзо и попытался что-то, ну, хоть что-нибудь сделать, с ужасом глядя на бледного Санзо. Окровавленные руки монаха поднялись и с нечеловеческой силой вцепились в плечи Хаккаю. Санзо попытался что-то сказать, но вместо слов из его рта на грудь выплеснулся кровавый поток.
Краем сознания Хаккай отмечал все, что происходит на данный момент: расходящиеся края раны на животе монаха, проглядывающие сквозь кровь синевато блестящие внутренности, тяжелый плотный запах, от которого выворачивало наизнанку, Годжо, замершего в шоке и глядящего на дело рук своих - он еще не понял, что совершил - и Гоку, стремительно морфировавшего в йокая. Но быстро все происходило, слишком быстро - Хаккай ничего не успевал сделать.
Гоку нехорошо оскалился и молча целеустремленно рванулся к Годжо, который все еще пребывал в ступоре, и одним ударом швырнул его через весь зал. Годжо с грохотом ударился о стену и сполз на пол.
Гоку проследил взглядом траекторию полета Годжо и двинулся к нему, чтобы добить. Но на его пути встал Хаккай - у него не было выбора: у его ног лежал умирающий Санзо, а к Годжо он просто не мог его пустить - ведь красноволосый ханье когда-то спас ему жизнь. И еще Хаккай не хотел допустить дальнейшего кровопролития. Но было уже слишком поздно.
Он не успел даже ничего сказать, только грязный заплеванный пол трактира поднялся и бросился ему в лицо. Пару мгновений его тело еще стояло на ногах, а кровь хлестала из обрубка шеи, заливая все вокруг. Монокль треснул, когда его отрезанная когтями Гоку голова темным шаром укатилась под стол. У стены Годжо, видевший это, сдавленно застонал.
Плотоядно ухмыльнувшись, Гоку намеревался было двинуться дальше, но наперерез ему с отчаянным писком кинулся Хакурю. В его маленьком храбром сердце билось только одно желание - отомстить за хозяина. Он умер так же, как Хаккай. Ни на миг не замедлив движения, Гоку оторвал ему голову. В трактире теперь было неестественно тихо - только тяжело, с хрипом, дышал Санзо.
Из последних сил он попытался остановить Гоку, схватив его за ногу. В слепой жажде убийства Гоку не заметил порыва монаха. Горя желанием напиться крови врага, он кинулся к дальней стене зала, где все еще пытался подняться Годжо. И с размаху наступил Санзо на живот. Тело монаха конвульсивно дернулось от прошившей его новой боли, Санзо всхлипнул и наконец-то потерял сознание.
Годжо все-таки поднялся на ноги, ослепленный яростью и болью, в его голове билась только одна мысль: "Санзо... Хаккай... Гоку... парни... как же так?"
Он еще не успел сделать ни одного осмысленного движения, как на пол упал столб золотого света и в пропахшем кровью и ненавистью зале трактира появилась Канзеон Босатсу.
- Бля! - Бодхисатва осмотрелась. Одного взгляда на труп Хаккая и холодеющее тело монаха ей было более чем достаточно. - Вы... мать вашу... какого... ???
Она подошла к Гоку, обеими руками вцепилась ему в голову. Мгновение, и сгустившееся золотое же сияние образовало на нем новый лимитер. Гоку пошатнулся, не устоял на ногах и грохнулся лицом вниз. В лужу крови. Канзеон Босатсу предусмотрительно отошла.
Пинком приведя Гоку в чувство, бодхисатва подошла к Годжо. Схватив его за шкирку, она выволокла маловменяемого ханьё на середину зала.
- Да вы... хоть понимаете, что вы натворили?!
За ее спиной Гоку бросился к телу Санзо.
- Санзо! Санзо!!! САНЗО!!!!!! - Он не замечал этого, но по лицу его катились слезы. Санзо... твои руки... Санзо... тьма и холодное одиночество пещеры... Санзо... твоя кривая улыбка... Ты разрушил цепи, держащие меня в плену, ты спас мою жизнь, ты был для меня всем, светом во тьме, богом на земле, Санзо... САНЗО!!!!!!
Гоку дико взвыл и кинулся на Годжо. Тот задрожал и, еще не отойдя от шока, отшатнулся, налетел на стол и замер, расширившимися глазами глядя на окровавленные тела. Одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, Гоку вцепился в горло Годжо. Он бы задушил его, но Канзеон Босатсу двумя ударами расшвыряла их подальше друг от друга и рявкнула во всю мощь легких:
- Прекратить истерику! А ну, быстро, сели по разным углам и выслушали меня, идиоты!
Годжо сел где стоял и замер, ощутив, что под руку ткнулось что-то мокрое и твердое. Он взглянул вниз и едва сумел подавить вопль ужаса - остановившимися, мертвыми глазами на него смотрел Хаккай... Легкое недоумение в его глазах, приоткрытые окровавленные губы, лоскуты кожи, порванные сухожилия, блестевшие под кровью кости... и лужа крови на полу.
Годжо, совершенно безумным движением прижал голову Хаккая к груди и рывком поднялся на ноги.
- Хаккай...
Годжо медленно поднял на Гоку глаза. Тот не обратил на него ни малейшего
внимания. Он сидел рядом с Санзо, обняв колени и тихонько раскачиваясь.
-Ты... ты убил его, обезьяна!
С минуту Канзеон Босатсу наблюдала, как до Гоку доходит эта информация. Медленно-медленно Гоку встал, двигаясь как столетний старик и, шаркая по окровавленному полу, подошел к Годжо. Посмотрел на голову в его руках, обернулся, взглянул на распростертое тело в кровавой луже и побледнел.
-Годжо... Хаккай... Санзо...
-Гоку... Хаккай... Санзо...
Гоку протянул руку к Годжо. Непонятно, что он собирался сделать, но, все равно, не окончив этого нервного движения, он осел на пол у его ног.
Из их рваных слов Канзеон Босатсу почти сразу уловила суть происходящего, тем более, что часть она видела своими глазами.
- Ребятки, вы попали, - сообщила она двум оставшимся в живых. - Не знаю, и не хочу знать, что за херня здесь произошла, но вам теперь придется идти на запад вдвоем. И если хоть одна тварь рыпнется на другого... то вам, ребятки, лучше тогда совершить самоубийство, не дожидаясь моего появления.
По их глазам Канзеон Босатсу видела, что они до сих пор в шоке, но не сомневалась, что ее слова они запомнят и примут к сведению.
Она наклонилась к телу монаха, сняла с него сутру, и, помедлив мгновение, вручила ее Гоку.
-Теперь это твое... И… - Она безжалостно вытянула руку в сторону двери. - Вон отсюда!
Годжо и Гоку медленно, как завороженные, встали и двинулись к выходу.
-Эй! – Канзеон Босатсу заметила, что Годжо так и не расстался с головой Хаккая. - А это тебе лучше оставить здесь.
Все так же заторможенно красноволосый ханье опустил голову на пол и выпрямился.
-Гоку, - Канзеон Босатсу повернулась к Гоку, который опять вернулся к телу Санзо и, беззвучно шевеля губами, гладил его по слипшимся от крови Хаккая волосам. - Иди. Иди с ним.
****************************
Стемнело. Они, как всегда, остановились на ночь, развели костер и разложили спальные принадлежности. Как обычно, по разные стороны костра. Как обычно, молча. С того страшного дня в трактире. С того дня, как из четверых их осталось всего лишь двое. Двое непримиримых врагов, двое ненавидящих друг друга существ, связанных одним делом, и только поэтому до сих пор не убивших друг друга... враг врага.
Они шли на Запад. Они были уже близки к цели, и оба мечтали о том моменте, когда они таки доберутся на Запад, на сверкающий Запад, и там смогут вцепиться друг другу в глотки, и завершить, наконец, этот долбанный путь.
Костер догорел и погас, рассыпавшись багровыми угольками, а они все не спали, молча глядя в темное небо, вслушиваясь в пустую тишину ночи. Как обычно. И они вспоминали, а тени их боевых товарищей вставали рядом.
Хаккай, мягко улыбающийся, поглаживает горлышко жмурящегося от удовольствия Хакурю, полуобернувшись к Годжо:
- Годжо, не хочешь ли ты пойти поиграть в карты?
Это было... как же давно это было, и как недавно... А теперь... Посмотри-ка, Хаккай, чем это кончилось, и где мы... вы теперь? И где мы? Мы там, где и должны быть, на пути на Запад, но нас теперь двое, и тебя нет, и ночь вдвое темней без твоей улыбки... И эта ночь будет длиться еще долго...
Годжо повернулся на своей подстилке и посмотрел через кострище. Гоку не двигался, он все так же лежал, закинув одну руку за голову, а второй меланхолично поглаживал сутру. Кретин. Проклятый гребанный урод! Это все из-за него! Все всегда из-за него, и даже теперь, эта обезьяна все время буравит его спину ненавидящим взглядом, как будто это он, Годжо во всем виноват! Как будто он один во всем виноват...
Он заснул. Вымотался за день - они шли, все время наращивая темп, не обращая внимания на препятствия, да и вообще, мало на что обращая внимание, кроме своей боли и цели, огнем сияющей перед ними. Как всегда, да плюс еще то, что сегодня им встретилась деревушка, где Годжо смог наконец-то купить себе флягу крепчайшего пойла.
Когда этот ублюдок все-таки соизволил заснуть, Гоку медленно выдохнул и потянул из-под головы руку с зажатым в ней Экзорцистом. Он подобрал его, когда прощался с Санзо, тогда Канзеон Босатсу отвернулась на минутку к Годжо, и вот он и стянул его револьвер. На память. Ну... или, может быть, он уже тогда знал?
Санзо никогда не расставался с револьвером. Может быть, даже с того самого дня, когда он его получил? Может быть... Гоку не знал этого точно, но сейчас этот кусок металла был всем, что осталось у него от Санзо. И пусть даже в его руках он не обладает такой силой, как в руках монаха... пусть... пусть, это было все равно, главное, когда все надоест, из этого можно будет легко вышибить себе мозги. Ха! А фразочка вышла как раз в духе Санзо! Санзо... Сволочь! Зачем, зачем, Санзо? Почему ты ушел, а этот траханный красноволосый ублюдок еще жив? Почему, Санзо? Ну почему, твою мать!!!!
Металлический ствол револьвера так удобно лег на язык, губы послушно обхватили гладкое дуло... Ну разве глупая обезьяна не может помечтать немного? Совсем чуть-чуть? Санзо... Палец, не раздумывая, дернул спусковой крючок. Эхо выстрела. Запах кордита. Тишина...
Годжо вскинулся, ошалело поводя глазами, вырванный резким звуком из очередного кошмара. Что ему снилось? Кажется опять тот бой с Хомурой, который... А, да и черт с ним. Главное, тогда их было еще четверо, а сейчас... Он покосился в сторону Гоку, но все было тихо, обезьяна как всегда преспокойненько дрых, до утра было еще далеко, так что Годжо отвернулся и постарался вновь заснуть. Ему это удалось.
Утро. Солнце давно уже встало, а его не разбудили пинком, или брошенным камнем, как это частенько бывало. Ну, что еще?!
Годжо тяжело поднялся и потер глаза. Ну вот, извольте полюбоваться, время уже к полудню, а этот кретин все еще спит? Годжо уже подошел к спальнику Гоку с намерением пнуть его с размаху, да так и замер . "Этот кретин" не спал. Открытые глаза уже давно остекленели и по сухим белкам ползали мухи, вились гудящей тучкой над лужей застывшей крови с осколками костей и желеобразными серо-розовыми сгустками того, что раньше было мозгом самого младшего из Санзо-икко. Теперь... не осталось ничего. Все. Пиздец. Приехали.
Годжо сел на камень рядом с телом Гоку и пару часов, не двигаясь, смотрел, как солнце медленно ползет по небосводу. На запад. На Запад. А потом встал, собрал свои вещи, забрал сутру и ушел вслед за солнцем.
**********************
-О! Посмотрите-ка, кто пришел!
Глумливый голос вывел его из того полуоцепенелого состояния, в котором Годжо пребывал последние несколько дней. Или недель? Этого он не знал. После самоубийства Гоку все потеряло всякий смысл, и он просто шел вперед, переставляя ноги, пока хватало сил, а потом падал где-нибудь и засыпал тяжелым неровным сном, перемежавшимся кошмарами. Они все приходили к нему, обвиняюще смотрели, бросали в лицо страшные истины, спорили с ним до хрипоты, ругались и просто молча глядели.
-Если бы ты тогда не сцепился с Гоку...
-Если бы ты не ударил Санзо...
-Если бы ты был хоть чуть спокойней...
-Если бы ты...
-Если бы...
-Если...
-Если...
Если бы не ты, Ша Годжо, признайся сам себе, если бы не ты... Если, если, если... Гоку, Санзо, Хаккай... даже крошка Хакурю, они были с ним рядом весь этот его безумный путь, словно ничего и не случилось, словно не он сам, своими руками убил Санзо, а Гоку убил Хаккая, его Хаккая, то... Но если... если бы... Но все это было, и люди, его боевые товарищи, окружавшие его, были лишь голодными призраками, жаждущими его крови, ждущими, когда и он наконец-то присоединится к ним. И вообще, давно пора...
-Эй, ты, слышь, а где остальные-то? Или ты кинул их и сбежал к нам? - Лилин, уперев руки в бока, смотрела на оборванного Годжо, склонив голову набок.
Тот только молча оскалился на нее. Лилин усмехнулась. Выхватив из-за спины Чань Бо, Годжо с рычанием кинулся вперед.
-Ого! - Джиен отпрыгнул с его пути и достал меч. - А у тебя сильно испортился характер с последней нашей встречи!
Не отвечая ему, Годжо ринулся в бой, Чань Бо со свистом рассекал воздух и звенящие искры рассыпались по камням от столкновений посоха с лезвием меча Джиена.
Все было почти как раньше, словно рядом с ним дрались остальные: Санзо сражался с Лилин, Гоку с Ко Гайджи, а Хаккай... Хаккай с Яоне... Ну, а он, Годжо, как всегда, со своим братом Джиеном, Докугакуджи. Все как раньше, правда, Хаккай? Хаккай?
Он не успевал увернуться, да и не хотел, если честно. Меч Джиена, взвизгнув металлом о металл, отклонил древко Чань Бо и глубоко врезался в тело Годжо. Горячая алая вспышка боли. Скрежет меча о кость, фонтан соленой крови в лицо... стекает... каплями... И кажется смотрящим, что красноволосый ханье плачет кровавыми слезами.
Испуганный вскрик Лилин.
Изумление в карих глазах Джиена.
Боль.
Холод.
Разрубленное почти напополам тело Годжо упало на слежавшийся песок пустыни. Прах к праху. Пыль к пыли. Покойся с миром...
Где-то далеко плакала Лилин.
Солнце садилось.
Запад блистал, как и прежде, прекрасный и недосягаемый.

*****************************

ХОТИТЕ ЗНАТЬ БОЛЬШЕ?! "Мадзочий юмор, или как монстры пишут дедфики".