© Elyndys
перевод © Flash Gordon

Совершенно

Совершенно.
Тссс.
Я должен двигаться совершенно бесшумно.
Скрываясь во тьме, открываю простенький замок на двери и захожу в дом.
Меня не должны увидеть.
По-прежнему не издавая ни звука, поднимаюсь по лестнице, словно вор в поисках ценных вещей.
Нервничаю, как будто со мной ничего такого раньше не случалось. Не так уж непривычно мне это, красться, как преступнику, просто это навевает воспоминания, которые я предпочел бы оставить в прошлом. Но они легко находят путь ко мне.
Я осмотрел дом снаружи, прикидывая, что к чему, тратя время на то, чтобы выяснить, где я найду то самое ценное, за чем пришел.
Я выбрал дверь - вот она, та, что ведет в спальню.
(Почему мне так страшно? Я одернул себя и потянулся к двери.
Я не решаюсь, и снова замираю на месте, страстно желая только одного - чтобы у меня все получилось).
Я должен действовать как насильник.
(Я совру, если скажу, что мне по душе такое. Но разве это не то, чего он хочет? И разве я не сделаю для него все, что угодно? Я собираю всю свою смелость и открываю дверь). Она открывается вовнутрь, не скрипя петлями, - я их смазал; тишину ничто не нарушает. Мои глаза уже привыкли к темноте, я вглядываюсь в комнату, окаменев, будто статуя, на пороге.
Сквозь щель между занавесок я вижу, как пламенные лучи заката скользят по небу темно-синего цвета -цвета его глаз. Я быстро осматриваю комнату, и мои глаза наконец останавливаются на фигуре в постели.
У меня замирает дыхание, когда я смотрю на него. Он лежит на правой стороне двуспальной кровати, на левом боку, отвернувшись от пустого места на постели рядом с ним. Одна рука наполовину вытянута перед ним - ко мне? Бледная кожа под темным одеялом, темная комната, тьма вокруг…
Совершенная красота.
Она потрясает меня, и я внезапно понимаю, что чувствую себя разбуженным болью, уже давно терзающей меня. Часть меня хочет, чтобы я сделал это, и это пугает меня.
Я приближаюсь к постели. Он поворачивается; я замираю. Медленно, почти нежно, он приоткрывает глаза, чувствуя, что кто-то вторгся в помещение; я понимаю, что он почувствовал мое присутствие, несмотря на то, что он неподвижен. Его глаза находят меня; я чувствую страх, который он излучает, просачивающийся сквозь меня, я пугаю себя самого так же сильно, как пугаю его.
Но тьма внутри меня хочет этого, и она ведет меня к постели, не думая об осторожности, и вот я перед ним.
Несколько секунд я позволяю себе смотреть, как он лежит, абсолютно неподвижный, тяжело дыша. Я знаю, что его глаза открыты, я вижу это, медленно склоняясь над ним, вижу смутные отблески в их синей влажной глубине. Он чем он думает? Мне интересно, и, странно, но, кажется, я знаю.
Неуверенно, так неуверенно, я тянусь к его телу. Колеблюсь, затем сжимаю его плечо. Чувствую, как он дрожит под моей рукой. Теперь мне не остановиться, понимаю я, когда ощущение его кожи под моей подгоняет темную часть меня к действию; я следую ей, беспомощный. Опускаюсь перед ним на колени, касаясь другой рукой его тела, удерживая его тело, такое влажное... По-прежнему тишина, но мой приказ разбивает ее.
- Обопрись на локти и колени. - Шепот. Команда.
Мои руки убеждают его и без того послушное тело подчиниться безоговорочно. Его молчаливая покорность возбуждает меня, заполняет меня; я все еще немного опасаюсь странного существа, которым сейчас являюсь. Но теперь этот сверхчувствительный чужак расстегивает мои джинсы и опускается рядом с такой податливой жертвой: и я, чувствуя себя неимоверно твердым, резко вхожу в прекрасное тело.
(О боже. Теперь я чувствую, какой он тугой, и это почти злит меня. Я говорил ему… но он не подготовил себя так тщательно, как сделал бы я. Сознательно, я это знаю; он хочет почувствовать это настолько сильно, насколько это в принципе возможно, так твердо и резко, как только это может быть. Я не понимаю, почему. Я не хочу так! Но, боже, я делаю это).
Несколько глубоких, почти грубых движений, и я на грани оргазма. Темная часть меня ощущает, что это самый возбуждающий опыт в моей жизни. И я боюсь, потому что это та часть меня, которую я никогда не предполагал - или не надеялся - обнаружить в себе. Но ощущения захватывают меня, и я полностью в их власти, и я задыхаюсь, ловя ртом воздух.
(Рука, касающаяся его тела, говорит мне, что он кончает, а ведь я едва касался его, перед тем, как он выплеснулся, - в мою ладонь, в простыни. Он вскрикивает, и в этом крике вся животная напряженность, что прорывается из его глубины. Я так близко к нему, и этот звук пробирает меня насквозь, и возбуждение перехлестывает. Я впиваюсь в его бедро той рукой, что не сжимает сейчас его мошонку, словно выжимая из него оргазм; потом будут синяки, но он - он того хочет. Я хочу быть тихим, я хочу отдалиться от него, я не хочу испытывать этот яростный, потрясающий экстаз. Но я не могу, и я тоже вскрикиваю, и скриплю зубами, содрогаясь, мое тело выходит из-под контроля, захваченное ощущением того, как отвечает тело лежащего подо мной. Я должен помнить, это он позвал меня, это он хотел этого. Мы опускаемся на постель одновременно, я все еще в нем и на нем, мы оба дрожим и задыхаемся. Я касаюсь его рукой; настолько нежно, что едва ли он почувствует. Я просто хочу, чтобы он знал, это я, я здесь, я принадлежу ему, он принадлежит мне. Мне тоже необходимо знать это, я нуждаюсь в утешении, в понимании. Мне нужно вернуться туда, где я был собой, тем собой, кто понимал, что делает).
Почему я здесь?
(Мои глаза расширяются, когда я слышу его признание. "Ты ведь тоже меня хочешь?" Мне стало плохо. " Я не могу. Хиро, я люблю тебя!"
Он тихонько улыбается, но у него серьезные глаза. "Я знаю, Дуо. Я просто хочу попробовать… притвориться, вот и все".
Я несколько успокаиваюсь, но все еще чувствую себя расстроенным, и мой следующий вопрос неизбежен.
- Почему?
Он долго молчит; мне кажется, что он не ответит, чувствую, что во мне словно открылась рана, как будто я непредумышленно причинил ему страшную боль. Но он отвечает. Тихо, и его едва слышу.
- Я подконтролен. Это мое собственное решение. Но, - его шепот становится чуть более резким, и я вижу, как белеют костяшки, когда он сжимает кулаки, - я ошибаюсь. Я поступаю неправильно. Возможно, - он смотрит мне в глаза, он выглядит таким ранимым, и я стараюсь сдержать свои чувства, потому что он продолжает, - возможно, все станет иначе, если кто-то еще будет меня контролировать? Полностью контролировать? Я думаю, мне нужен кто-то, у кого будет подобная власть надо мной. Кто-то, кто сильнее даже меня.
Дрожь пробегает по его телу, когда он произносит эти слова, и я чувствую, что со мной происходит то же самое, когда до меня доходят его слова. Кто-то лучше его, вот на что он намекает. Это невероятно, то, что он хочет, чтобы я был этим кем-то. Я чувствую, как нечто в глубине меня растет и овладевает всем мной, и мы занимаемся любовью, прямо здесь и сейчас, и так нежно, что мне кажется, я не выдержу. А потом я зажмуриваю глаза, сильно, очень сильно, и слезы катятся из уголков глаз, и он сцеловывает эти слезы с моего лица. Его доверие потрясает меня, и я хочу показать ему, как много это для меня значит.
Но это слишком близко к прошлому, что поднимается, словно призрак, в моем сознании, когда я иду сюда. Вы, должно быть, слышали истории про такое. Это появляется иногда, почти на краю вашего поля зрения, и, если вы поворачиваетесь, оно исчезает. Для меня, по крайней мере; до других, не таких везучих, оно может дотянуться и схватить их. Мне иногда становится интересно, это что, у всех одно и то же? И что бы случилось, если бы я никогда…
Меня трясет от такого.
Я двигаюсь, отодвигаясь от него, в конце концов, собираясь шепнуть ему какие-то слова… об уверенности в нем и в себе.
Но он поворачивается ко мне и шепчет сам.
- Это оно?
(Это не вызов; это тревога, и в его широко распахнутых испуганных глазах я вижу только мольбу об утвердительном ответе. Все утешительные слова я проглатываю, и, глядя в его лицо, чувствую, что меня снова начинает трясти).
- Нет, - шепчу я, и тут же повторяю громче, - нет.
Я снова опускаюсь на колени, обхватывая его руками, и поворачиваю его, как куклу, на спину. Он полусадится, как-то неуклюже, и я вижу, как по его телу пробегает судорога.
- Нет, - повторяет он за мной, качая головой. - Нет.
Это слово что-то делает со мной, воспламеняет, и я снова хочу его, совершенно отчаянно, предельно, абсолютно.
Он отстраняется от меня.
- Пожалуйста, - шепчет он. - Нет. - И чуть громче. - Не надо снова. Пожалуйста. Пожалуйста.
Его мольбы затрагивают какую-то струну во мне, все попытки удержать себя проваливаются в черную дыру внутри меня, и она растет, чернильно-черная, всепоглощающая и затапливающая. Я не могу больше ее контролировать. Он передо мной, и я протягиваю руку; валю его на постель, прижимая его руки у него за головой, грубо раздвигаю его ноги коленом. Опускаюсь, удерживая его.
- Нет, - снова шепчет он, - пожалуйста. Нет.
Это страшно возбуждает меня, он говорит "нет", но он не может остановить меня! Его слабый шепот ничто по сравнению с моей властью!
- Остановись, - умоляет он. - Прошу тебя!
В его протестующем голосе все больше истерических ноток, и это подстегивает меня. Я жестко вхожу в него, все еще удерживая его руки. Он все еще влажный после предыдущего раза, и это умножает мое возбуждение десятикратно, словно ничего подобного я никогда раньше не чувствовал. Я не могу больше ждать, ни мгновения; я уже зашел слишком далеко.
- Нет… Нет, нет, нет…
Он продолжает шептать уже на автомате; а я почти не слышу его. Ритм его слов отзывается во мне; мы теряемся друг в друге. Как будто все, что было между нами, исчезло, и каждое чувство обострено до предела, и это так волнующе. Обнаженные нервы, дикие ощущения, словно буря. Волны абсолютно чистого, незамутненного, концентрированного чувства захлестнули каждый нерв и центр удовольствия моего тела и разума. Абсолютная власть. Абсолютный контроль. Такая сила, ставшая такой слабостью. Его неистовый шепот превратился в крик; то, как он произносит это, звучит как имя, да, он повторяет снова и снова, Дуо, Дуо, Дуо, Дуо, и я думаю… Это не я, это не мое имя… Это же не мое имя?
(Не мое? Кто же я?)
Это не мое имя! Я не знаю своего имени. Я не знаю, кто я. Это единственное, что я понимаю сейчас. Я никогда не покидал развалин, которые я называл домом, сколько себя помню. Это то, для чего я был рожден, это то, что я знаю. Это сила, которой я владею, и я без ума от того полнейшего, идеального, абсолютного экстаза, который пришел ко мне, который является частью меня, который в центре меня, и распростерт по всему мне.
Теперь он кричит - то же имя, это его звучание я силой выталкиваю из Хиро каждым движением. Это жалит самую мою сущность, проникает в меня и растет и растет, и я потерян под таким натиском. И это - абсолютное все. И я уже близко, уже почти достиг…И внезапно это настигает меня, и бьет…его крики…разве они не?..
(Крики боли, страха - это они? Абсолютно инстинктивные, крики неконтролируемой страсти, лучшего, что он когда-либо чувствовал? Я знаю это, я могу это чувствовать. И с этим пониманием, тьма, что держала меня, что связывала меня, отдергивает свои щупальца, словно отпадает нагар, смытый кислотой, и я захвачен страстью, захвачен настолько, что не могу дышать, не могу слышать, не могу видеть. Я потерян в нем, абсолютно. И он шепчет - кричит - МОЕ имя, и это Я здесь, и это Я заставляю его чувствовать подобное, прижимая его содрогающееся тело к себе, делясь с ним каждой каплей любви, что у меня есть. И я ликую, захваченной собственной сверхчувствительностью, я почти смеюсь такому кружащему голову чувству. Но потом я вспоминаю, что это был совсем не я, это был какой-то темный чужак, темный, как я, но другого рода тьмы. Нет, все хуже; это БЫЛ я, темнейшая часть меня, сорвавшаяся с цепи на человека, которым я дорожу. Я ложусь, и вот я лежу, неподвижно, молча, чувствуя потрясение, и вот я нежно отбрасываю с его лица волосы, глажу их, снова и снова, пытаясь сделать так, чтобы все снова было хорошо.
Мы какое-то время лежим так, его неровное дыхание успокаивается, пока я глажу его волосы, пока я скрываю лицо от его взгляда за подушкой. Я не плачу. Я чувствую себя опустошенным, как будто я потерял его. Как будто он не мой больше. Я должен был сделать ему больно. И если бы я этого не сделал, я не был бы тем собой, который мог дать ему то, в чем он так нуждается.
Через долгое время после того, как его дыхание становится совсем спокойным и сонным, я слышу его шепот. Так нежно, как будто он был… он… "Это было абсолютно…" Ему не нужно продолжать, он только жадно целует меня в шею. Я смотрю через его голову на стену, и это мой ответ. Я не могу утешить его, как я бы того хотел, не могу сказать, что это я, что я здесь, что я с ним…
- Но, Хиро, я предал тебя.
Мне так больно.
- Это не был я. Это было нечто, что - не я. Что-то, чем я не хочу быть. Я, должно быть, сделал тебе больно. Ты мог сказать мне, чтобы я остановился, но я бы не остановился. Я не смог бы. Хиро?
Я поворачиваюсь, заглядываю ему в глаза…
- Я действительно хотел изнасиловать тебя.
Он смотрит мне в лицо, и я поражен его вопросом.
- Действительно меня?
Я задумываюсь. Мне стыдно сказать правду, но для меня нереально солгать ему.
- Да. - Невнятно отвечаю я. - Да. - Это все еще шепот.
- Почему?
Я закрываю глаза и пытаюсь продышаться. В своем разуме я вижу нас в постели, свое охваченное желанием тело, и вижу, что, в свою очередь, я был видением того, кем я был тогда. И это был…
Я отвечаю честно, открыв глаза и все еще четко видя эту картину перед собой.
- Потому что я был сильнее тебя. Я бы делал такие вещи, если бы мы никогда не встретились. Если бы мы не были тем, кто мы есть сейчас. Я был бы этой тварью, и занимался бы подобным. Но я не хочу этого! - Теперь я плачу. - Я не хочу делать это! Я не он!
Теперь он утешает меня, нежно обнимая, гладя мои волосы. Я так люблю его, его силу, но это связывает меня… и я понимаю…
- Пойми, Дуо, если бы мы не были теми, кто мы, если бы мы не следовали выбранным нами дорогам, ты был бы прав. Но мы идем своим путем, и, значит, нет нужды думать о том, что не случилось, и никогда не будет такой нужды. И ты знаешь, Дуо, что ты единственный, кому я смог дать подобное; ты единственный, кто смог это принять. Один в этом мире, кому я доверил свою слабость. А я - единственный, кому ты доверил свою силу. Часть меня, часть тебя, которых мы больше не должны бояться. Теперь мы вместе. - Он целует меня, изумительно нежно, и я чувствую вкус слез - его? моих? - на губах. Он улыбается. И молчит.
Он обнимает меня, а я улыбаюсь, и прячу эту улыбку, утыкаясь в него лицом, чувствуя каждым миллиметром кожи его нежность. Я чувствую, что примирился с собой. Душевный подъем, захвативший меня, завершенность, которую я ощущаю, когда мы обнимаем друг друга, словно под звездным водопадом, это единственно возможное правильное завершение. Ему нужно было, чтобы я сделал это с ним, и мне было нужно, чтобы он сделал это со мной. Это было нужно НАМ. Он знает.
Абсолютно.
Совершенно.