© Мобиус

Вчерашний...

Если бы из окна напротив на меня не был направлен пулемет, я бы давно сбежал.
Я бы вырыл подземный ход и злорадно смеялся бы себе вслед. Но там стоит этот чертов пулемет, и я не могу копаться ложкой во влажной земле паркетного пола, готовя себе подкоп. Потому что тогда меня пригвоздит к стене и мне придется остаться здесь навсегда. А так у меня есть самообман надежды. Как меня зовут? Когда-то в моей комнате кто-то жил, его как-то звали, а потом... Не помню. Мне нужно почистить зубы. Настроение, как у последней перетраханной шлюхи, которой недоплатили за минет. Вообще не заплатили.
Заколебало всё, начиная от телевизора и заканчивая веселыми e-mail'ами незнакомого парня, который говорит, что его зовут "Максвелл". Хотя нет, если телевизор - вещь в высшей степени бесполезная, то над виртуальным Максвеллом-шизофреником можно хотя бы поиздеваться. Мысленно, к сожалению. А так хотелось бы разрядить в него старого доброго beam'а. В упор. Три обоймы.
Я куплю себе винтовку и буду стрелять из окна по собакам. Нет, по птицам. Да, именно, по голубям. Ненавижу голубей. Я ненавижу их даже больше, чем этого Наксвела... Или Максвелла? Не помню точно...
Одиночество.
Какие-то придурки постоянно жалуются на одиночество.
Придурки... Они не понимают, насколько они счастливы.
Насколько свободны.
Я знаю, ты никогда не прочитаешь это письмо. Мне было бы намного легче, если бы я был один. Всегда один. Возможно ли настолько хотеть одиночества, насколько хочу его я?
А ведь только хочу увидеть открытой дорогу перед собой. Чистой и ровной, безлюдной. Мне надоело ходить с закрытыми глазами, натыкаясь на людей... Бесчисленное количество людей, и у меня нет винтовки...
Я пилот без самолета.
Я война без побежденных.
Я жизнь без смерти.
Я бессмысленен.
Я хочу кричать...

- Аа-а-а-а-а-а!!!
- Заткнись, Юи.
- Что ты тут делаешь?
- У тебя проблемы с памятью. Сходи, проверься.
- Что ты тут делаешь, Максвелл?
- Твою мать... - Вздох.
- В окне напротив установлен пулемет. - По секрету сообщаю я ему, чтобы реабилитироваться за вздох, который я вырвал из его легких.
Там нет пулемета. Потому что там нет окна... Но ты отвечаешь:
- Я знаю.
Ты подкармливаешь мое сумасшествие не потому, что дорожишь мной. Тебе все равно.
- Пошли, Хиро.
- Где я?
- Еще один такой вопрос и я посоветую тебе остаться тут еще на пару недель. - Вместо ответа холодно отозвался ты.
Больничные стены казенной выбеленной палаты. И запах, запах, запах... Невытравимый запах медикаментов. Мне кажется, я пропах им до костей. Мой Нео-Винг сгорит когда-нибудь и Доктор Джей найдет мои останки, а они вместо горелого мяса будут пахнуть медикаментами...
Злое, недовольное лицо Максвелла. Мокрые пряди облепили лицо. Я со вздохом приподнимаюсь на постели, несколько брезгливо отодвигаю в сторону белые простыни с пятнами пота и тихо спрашиваю:
- Почему ты мокрый?
- Я два часа проторчал у больницы.
- Там дождь? - Дождь, это хорошо. Это облегчает маскировку, улучшает и увеличивает варианты отступления... Черт, я так устал.
- Меня не пускали. - Он даже не стряхнул капли с волос, и они теперь блестят на его макушке, как дешевая елочная мишура.
- Почему?
- Правила.
- А ты не знал, что тебя не пустят? - Я даже не усмехаюсь.
- Я не знал, что сегодня будет дождь. - Просто ответил он. Максвелл, Максвелл... Как же его имя?
- Как ты себя чувствуешь? - Спросил он.
- Обширявшийся плюшевый медвежонок....
Я хотел, чтобы он засмеялся. Он засмеялся.

Релена приехала вовремя. Она всегда появляется вовремя.
Свобода... Не быть мне свободным, потому что у меня есть прошлое. И она в этом прошлом. Никогда бы не подумал, что с ней будет так хорошо в постели.
Релена приехала на машине. Предусмотрительная. Сегодня вечером мы снова будем вместе. Я вижу это по ее глазам. Я так устал, я не хочу ее сегодня, но она заведет меня, я знаю. На лице спокойная самоуверенная нежность, её русые волосы абсолютно сухие, она никогда не забывает зонт. А у Максвелла его и не было никогда. Он шлепает меня по плечу, отпечаток его мокрой ладони расплывается темным набухающим пятном на моей стерильно-казенной рубашке... Надо же, моя новая рубашка такого же цвета, как стены этой палаты. Максвелл подмигивает Релене, и она улыбается в ответ.
- Я поведу машину. - Я не прошу - приказываю. Релена кивает и почему-то забирается на заднее сиденье. Дразнит меня, дразнит меня...
Мне с ней молчать сегодня.
Я воюю не за мир, а потому что - война.
Она дразнит меня, миротворец с пистолетом в руках, лживая сука. Ей тоже не нужен мир, ей нужна лишь месть за своего убитого отца.
Отец Кватре умер у него на глазах, но парень не стал сукой. Поэтому я уважаю его больше, чем Релену. Но сплю с Реленой. Она хочет меня, правда?.. Она всегда так говорит, когда мы остаемся одни.
Максвелл порывается сесть рядом с Реленой, но она выталкивает его и захлопывает дверь. И снова улыбается ему. Он громко смеется и садится рядом со мной. От него веет холодом и дождем.
От меня - теплом и больничной палатой...
Потому что он свободен. Потому что он любит жизнь, а я все время ищу смерти.

Его дыхание. Оно отвлекает меня от указателей на дороге.

Перед глазами мелькает влажная дорожная полоса, руки удивительно твердо держат руль. Внезапно захотелось рвануть машину в кювет и долго-долго катиться кубарем с обрыва, с каждым новым ударом превращаясь в окровавленный труп. Останавливает только предвкушение сегодняшней неодинокой ночи.
Дыхание Максвелла, спокойное, умиротворенное. Влажное... Черт, как же его зовут?...
- Отсоси мне, - шепчу я ему в ухо, отвлекаясь от света ближних фар. Сделай это сейчас, пока она еще смотрит на наши затылки, пока видит, как я шепчу тебе в ухо, пока хочет нас обоих... Сразу, нас обоих...
Он медленно опускает свою ступню на мою. Я продолжаю дышать ему в шею, но теперь уже снова слежу за дорогой. Я знаю, что он сейчас сделает. Он так уже делал. Жмет на тормоз моей ногой. С такой силой, что мне, наверное, больно...
Его отрешенное, спокойное лицо, когда он выходит из машины, не захлопывая двери. И идет куда-то под дождем, усмехаясь и что-то беззвучно говоря. Я читаю по губам:

"Пошел ты".

Релена обеспокоенно ерзает на заднем сиденье и порывается выйти следом за ним, но я молниеносно ставлю все двери на блокиратор и жму на газ. Иди куда хочешь, Максвелл. Под дождем, с отстраненным разочарованным лицом, твоя хозяйка - смерть, твое время - всегда, твои друзья - их давно нет.
Потому что все хотят тебя.
А ты всегда говорил...
"Друзья, вы мои друзья. Просто настоящие друзья. С вами не хочется переспать, потому что мы слишком близко знакомы. От вас не ждешь проявлений верности, потому что знаешь, что самая глупая ревность - к вам. Вы не подведете".
Если так, то я тебе не друг.

И ты нам - тоже.

Ты неверный, священник. И пусть тотем твой ясен так же, как и твои помыслы, ты неверен. Мы четверо, мы следим за каждым твоим движением, улавливаем все невысказанные намеки. Назвавшись Смертью на войне, ты пошел путем еретика, Максвелл...
Помнишь, когда ты лежал, избитый и униженный на грязном полу бункера и шептал, слизывая кровь с разбитых губ: "Я снова стану смертью... Спокойной ночи." В том подвале кроме тебя был я, и Пятый.
После того, как ты сказал это, ты потерял сознание.
Ни я, ни Чанг не сделали и движения тебе навстречу. Ты так и пролежал всю ночь лицом вниз.
Мы надеялись, что ты умрешь той ночью...
А ты не сдох.

Вечером, когда я вернулся от Релены, обессиленный и скорее вымотанный, чем удовлетворенный, ты постучался в двери моей комнаты. Ты принес мне долбанного плюшевого медведя с биркой на лапе. Тебе понравилась моя больничная шутка, и ты решил оставить мне память о своем неискреннем смехе. На бирке медведя была написана цена "0.00" Ты улыбался, а твоя одежда - чистая и сухая. Словно не было того дождя днем. Ты улыбался, Максвелл.

"0.00"

Больно.
Ты всегда умел делать больно.
В тот вечер началась зима. Рваными хлопьями густо валил снег, застилая окна и взгляды.
Смерть - это как?
Я всегда к ней готов. Но я не знаю, что это. Я видел ее, я был ею, но я никогда не чувствовал опасного знания.
Я оборачиваюсь. Ты стоишь в дверях, я по-прежнему сжимаю твой подарок в руках. Когда ты уйдешь, я положу его в коробку и подарю Релене.
- Что такое смерть, Максвелл?
- Банальный вопрос предполагает банальный ответ. - Он аккуратно прикрывает дверь и проходит в мою ванную. Долго там копается, и звенят об эмаль раковины падающие зубные щетки и расческа. В моей комнате он чувствует себя как дома. Я снова отворачиваюсь к окну и смотрю на снег. Пройдет еще часа два, и он станет вчерашним снегом.
Зачем он идет, если через два часа он станет вчерашним?
Зачем я убивал в пятнадцать лет, если сейчас снова началась война?
Максвелл вываливается из ванной, зацепившись ногой о рваный паркет, подходит ко мне сзади и протягивает руки, прижимаясь локтями к моим ребрам. Если я уберу свои ладони за спину, то может показаться, что руки Максвелла - это мои руки. Я не вижу его лица, я лишь чувствую его дыхание на своем плече и по голосу догадываюсь, что он улыбается.
- Что это? - Смотрю на опасную бритву в его пальцах.
- Банальный ответ, Юи.
Лицом в зиму, пульсирует вена.
- Я забыл, что я спрашивал.
Уходи, Максвелл. Сейчас уходи.
- Почему герои фильмов так бесстрашно режут вены? Я бы испугался. - Он вытягивает руки еще дальше. Я откидываюсь назад, обнимая его за спину. Никогда не знал, что он чувствует. Никогда не хотел знать.
- Не бойся. Давай.
Он с такой силой толкает меня вперед, что я чуть не разбиваю стекло головой.

Уходит.

Релена в истерике. Она смотрит на меня и глаза у нее сухие, равнодушие в них. А в голосе - горечь. Я знаю, что она спит с Максвеллом. Давно знаю. Когда они еще ни разу не поцеловались, я уже тогда знал... Я идеален, я вижу будущее.
- Зачем мы делаем друг другу больно? Ты хочешь меня только тогда, когда от меня пахнет его телом. Врожденный мазохизм, Юи?
Я молчу. Раньше она всегда называла меня только по имени. Одним словом все сказано. У меня нельзя просить прощения - я его никогда не даю.
Это дефект сборки, Релена. Только на завод уже не вернуть - его давно взорвали. И гарантийный срок исчерпан девятнадцать лет назад.
Такие, как я, ощущают любовь только когда она лезвием бритвы вскрывает чувства. А иначе мне не интересно.
Мне хорошо с тобой, но мне не интересно.
Я сказал это вслух?
- Ненавижу тебя. - Тихий голос Релены.
Сегодня она уйдет к Максвеллу. И я стану свободен от всех, кто сумел подобраться ко мне опасно близко. Останется Третий, но тут я тоже что-нибудь придумаю. В конце концов, Трова подозрительно тесно общается с Максвеллом. Даже в стерильной пробирке я смогу найти немного грязи. И свободы.
Друзья - намного ближе, чем любовники, но именно они становятся злейшими врагами.
Я видел твои крылья Максвелл, но я не помню твоего имени.

Я жду перемен.

204г после Колоний и снова война. Мы снова впятером. Вместе. Но мы выросли, и ты теперь спишь с Реленой...
Запрокидываю голову и кричу, чтобы лопнули эти провисшие выцветшие небеса, чтобы разбитым стеклом заполонили улицы асфальта и ненависти.
- Чтоб ты сдох!
И рука Третьего на плече.
Фотография - лишь обрывок бумаги.
Я смотрю фильмы задом наперед, и вижу, как все повторяется снова и снова. Снова и снова вижу, как идет вчерашний снег. Листок с планами на день, который ты постоянно вешаешь на пыльное стекло окна и никогда не выполняешь.
Мы снова живем в одном здании и это невыносимо.
Вчера ты не зашторил окна и у тебя всю ночь горел свет. Я бесстыдно подсматривал в чужие окна, прильнув к стеклу. Ты был с Реленой. Я искал остатки чувств, но понял, что не ревную ее.
- Почему иногда хочется жалости? - Максвелл развалился на моем диване и бессмысленно щелкал пультом от телевизора. Даже в разгар войны работают телевидение и кинотеатры. Недавно мы ходили на какой-то агитационный фильм и, сидя рядом, пили сок из одного пакета. Изжеванные бумажные края, переходящие из твоего рта - в мой. Даже поцелуи не бывают настолько откровенно возбуждающими. Я не хочу тебя, но весь фильм мучительно ждал случайных прикосновений, чтобы просто ощутить реальность происходящего. Мне девятнадцать лет, но даже в тринадцать рука не зудела настолько сильно и я едва сдерживался, чтобы не подрочить. А ты внимательно смотрел на подрагивающий экран, и от тебя пахло духами Релены. Я не хочу тебя, чего же я хочу?
Свободы.
Разрешения на взлет.
Унизить тебя. Грязно непотребно унизить тебя, увидеть, как Смерть исходит яростными слезами и кровью от бессилия. Я так ясно мечтаю об этом, словно я уже когда-то так делал... Максвелл, я делал так когда-то? И почему ты не ответишь, если я спрошу?..
"Отсоси мне" - "Пошел ты". Ты снова убегаешь, неловко пробираясь через переполненные ряды кинотеатра. Эти слова вызывают в тебе неизменную реакцию. Чанг долго провожал тебя каким-то затуманенным взглядом, потом встал и тоже ушел.
- Почему иногда хочется жалости?
- Потому что тебе этого не дадут никогда. - Ответил я.
- Кто пожалеет Максвелла? - Пожал плечами он. - Почему иногда мучительно хочется соврать, что смертельно болен?
- Чтобы я понял, как мне будет тебя не хватать. Я не пойму. Хочешь, я пожалею тебя? Тебе будет приятно? - В моем голосе ни тени иронии. Вообще нет эмоций. Я устал...
- Сволочь.
Мне почти двадцать. Я не изменился. Он тоже.
- Релена еще не беременна? - Нужно что-то сказать, чтобы он ушел.
- Она посол мира. Не может себе позволить.
- Вы поженитесь?
- Нет.
- Почему?
- Я - "неблаговидная кандидатура". Могу испортить ей репутацию.
- Ты просто трахаешься хорошо.
- Я просто трахаюсь хорошо. - Легко согласился он и выключил телевизор. Накинул куртку, надел свои старые ботинки и вышел, тихо притворив дверь.
И он единственный, кто постоянно ждет меня по несколько часов у больницы. Он каждый раз надеется, что я умер.
Мы ненавидим друг друга, но без этой ненависти уже тяжело. Если он не придет ко мне завтра вечером пялиться в телевизор, я наверное, огорчусь...
В ванной рисовал рожицы на запотевшем стекле зеркала. Рожицы с косой.
- Когда ты сдохнешь?
- В понедельник, после обеда.
- Когда ты меня бросишь?
- В понедельник, после обеда.
- Ты мог бы убить меня, Максвелл?
- В понедельник, после обеда.
Я знаю, ты никогда не прочитаешь это письмо. Ты никогда не узнаешь, как я хотел быть свободным... от тебя.
Как тебя зовут?!
Твою мать, застрелись!!