(с) Ву Фей Чанг

Призраки прошлого

Часть 2

***
Сны были еще хуже, чем часы медитации, заполненные видениями... Проснуться было гораздо тяжелее: сны ярче, острее, больнее... Они не отпускали, лишь изредка перемежаясь ночами, когда кроме немой черноты Чанг ничего не видел. Но это было слишком, слишком редко. Чаще он лежал всю короткую ночь с открытыми глазами, ворочаясь на жестком соломенном матрасе, прикрытом грубой простыней. В душном сумраке кельи витали клочья тумана, вползавшие в всегда открытое окно. Единственное, что было видно в кромешной тьме, это красные огоньки ароматических палочек на маленьком алтаре. Только ближе к рассвету становилось прохладнее и на пару часов перед началом чтения утренних сутр Ву Фей проваливался в беспокойный сон.
Жизнь в монастыре не принесла покоя и внутреннего равновесия, которого он так искал. Наоборот, беспокойство все усиливалось, ему стало невыносимо общество людей. Тем более, что все чаще он ловил любопытные, а иногда и недоброжелательные взгляды. Все чаще Чанг предпочитал уединяться в библиотеке, переписывая Алмазную Сутру, или у небольшого заросшего пруда, просто бездумно лежа в высокой траве. Хотя последнее удавалось довольно редко - режим в монастыре не оставлял больше пары часов свободного времени. Ву Фей не обязан был, как большая часть учеников, посещать занятия. Но ему хотелось подчинить себя строгой дисциплине монастыря, поэтому он всегда ходил на лекции по толкованиям коанов или обсуждению сутр. Рутина не оставляла места для мыслей о прошлом, рассуждения наставников иногда вселяли обманчивое чувство спокойствия и отрешенности.
Самыми умиротворяющими были часы тренировок. Учитель Сы, несмотря на скептическое отношение к этому его коллег, одобрял желание послушников совершенствоваться и в физическом смысле, поэтому для занятия боевыми искусствами был отведен просторный зал и несколько часов в неделю. В основном на тренировках бывали монахи постарше, меньше занятые учебой, что весьма устраивало Чанга - пара из них даже могли его кое-чему научить, и были довольно достойными противниками.
Если учесть то, что трапезы в монастыре были традиционно далеки от излишества, а в тренировочный зал Чанг заглядывал практически каждый день, был шанс не потерять форму. Но получалось так, что с каждым вечером усталость накапливалась, но заснуть было все труднее... И страшнее.
***
К концу весны, когда горы уже полностью сменили покров из цветущих деревьев на все оттенки зеленого, жара все больше усиливалась, дополненная горячими ливнями, после которых от нагретых скал долго курился водяной пар.
Быстро поужинав вместе со всеми монахами, ни с кем не разговаривая (благо желающих обычно не находилось) Чанг отправился в свою келью, слегка пошатываясь от вечного недостатка сна, изнурительных часов тренировок и неподвижного сидения на коленях во время медитаций и занятий. Спать хотелось неимоверно... Приняв душ (хвала цивилизации, это не десятый век) он без сил упал на кровать, и, кажется, действительно провалился в глубокий сон, но несколько часов.
Когда он проснулся, была уже глубокая ночь. Открыв глаза в синеватом сумраке, Ву Фей долго прислушивался. Что его разбудило так внезапно, как будто он и не засыпал? Уже почти решив, что это была хлопнувшая створка окна, он вдруг четко осознал, что в комнате кто-то есть. Профессиональное чутье не могло обмануть. Самое странное, что ощущая чужое присутствие, он не слышал дыхания другого человека. Неслышно поменяв позу, он нащупал рукоять ножа под подушкой. Это его не успокоило. Силуэт незнакомца черным пятном выделялся на фоне противоположной стены, чуть правее алтаря. Возникало впечатление, что он всегда был здесь, и не собирается никуда двигаться. Чанг всего лишь на долю секунды отвлекся, перекладывая нож в другую руку, но... там, где только что темнело пятно, уже никого не было. Схватив рукоятку обеими руками, Чанг вжался в стену, не понимая, что происходит с ним. Руки мелко тряслись, сердце билось где-то у горла... Он вдруг понял, что не может пошевельнуться, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Душная, жаркая келья вдруг превратилась в ледяной подвал.
Но не было ничего холоднее, чем рука, коснувшаяся его лба в следующий момент. Мягкие, но сильные пальцы провели по дуге его правой брови, пока он забывал все на свете, забыл, как дышать, забыл, кто он такой... Невидимый палец невыносимо нежно провел по его скуле, слегка коснувшись ресниц. А потом произошло то, что Чанг никак не мог ожидать, если было в этом кошмаре вообще что-то ожидаемое. Одним коротким движением рука заправила ему за ухо выбившуюся прядь - так одновременно ласково и грубо, как никто, никто не делал, кроме...
Хватая ртом воздух, Ву Фей восстановил дыхание. Наваждение прошло, он вскочил с кровати, выглянул в окно, обшарил всю комнату, но никаких следов чужого присутствия не нашел. Всю оставшуюся ночь он просидел перед алтарем, упрямо всматриваясь в лицо Натаку, лица предков... Как будто ища помощи, ответа. Но ответа не было, и быть не могло...
***
"Так значит ты решил... Что ж, я не могу тебя отговаривать... Это твоя жизнь. Но я хочу, чтобы ты знал мое мнение... Это не принесет тебе пользы... Ты просто бежишь сам от себя."
Учитель Сы медленно прохаживался по своему кабинету, перебирая четки. Ву Фей молчал, твердо решив настаивать на своем. В конце концов, это его право.
"В принципе, сейчас самое время... Начало лета. Думаю, короткого срока тебе будет вполне достаточно. Восемьдесят дней, если захочешь, сможешь потом продолжить. Главное, что я сомневаюсь, что для тебя это будет действительно "умиротворенное пребывание", как предписано. Но ты сам знаешь, что тебе нужно."
"Учитель, если бы я только знал..." - нарушил молчание Чанг.
"Ты знаешь... Прекрасно знаешь, но не хочешь себе признаться в этом..." - Учитель опустился в кресло, сбросил отрешенный вид и деловито сказал:
"Дату я назначу в ближайшее время. Тебя проводят, собирайся пока. Текст посвящения в затворничество в Сутре Великого Пробуждения. Да ты и сам знаешь... У нас есть хижина, в которой обычно проводят затворничества. Недалеко ручей, да и лес там не особенно густой, подниматься невысоко..." - старик как будто зачитывал рекламную брошюру какого-нибудь кемпинга. Он явно нервничал.
"Это не по правилам," - сухо произнес Чанг.
"Ах... да. Конечно, как я мог подумать..." - с горькой иронией сказал Сы. "Естественно... Ты же упрям, как твой отец... Хорошо, и место выберешь сам, и построишь. Никто тебе мешать не будет. Да и помогать, этого ты, кажется, боишься?"
Ву Фей молчал. Ему нечего было добавить. Да к тому же болела голова, после случая на последней тренировке.
Внешне все было, как обычно. Чанг никогда не пропускал ударов. Ничто до этого не могло отвлечь его от концентрации на противнике. Но в тот день все было не так. Он словно продирался сквозь густой туман, движения были вялыми, реакция замедленной. Из головы никак не шли события *той* ночи... Впечатление холодных пальцев как будто навсегда осталось на лице, он постоянно смаргивал, чтобы отогнать тот кошмар. В очередной раз уворачиваясь от удара и проводя ответную атаку, он думал, как долго это продлится и чем кончится. В тот самый момент он и получил четкий прямой удар по верхней челюсти. Не совсем прямой, благодаря годам тренировок сработал рефлекс и ему удалось не лишиться зубов. Но губа была сильно рассечена и рот постепенно наполнялся кровью. Ву Фею даже удалось удержаться на ногах, но он понял, что это сигнал. "Слабак," - единственное слово, что он сказал себе тогда. Презирать себя больше было просто невозможно.
Вот и теперь, сидя в кабинете настоятеля, он невольно прикоснулся к опухшей губе и наклонил голову. От каждого слова рана на губе снова начинала кровоточить.
"Позвольте, Учитель Сы."
"Иди.

Когда иллюзии отринуты,
То ум подобен горящему дереву:
Когда дерево сгорело, то нет и огня..."
***
Устроиться оказалось не так уж трудно, тем более, что никакого комфорта Чанг и не допускал. Простая лачуга из бамбуковых стволов, с крышей из широких листьев. Без окна, с земляным полом. Внутри подстилка из тростника и веток, небольшой переносной очаг и алтарь. Роскошь для отшельника...
Привыкнув к скудной монастырской еде, было довольно просто перейти на "подножный корм". Тем более, что энергия, раньше тратившаяся на тренировки, теперь никуда не использовалась. Разве что на ежедневные походы вниз-вверх по склону за водой к ручью. Этот склон горы издавна принадлежал территории монастыря, именно поэтому, согласно местной легенде, здесь не водилось крупных хищников. Можно было не верить сказкам, но за несколько недель пребывания здесь новоявленный отшельник действительно не встретил ни одного и даже не видел их следов. Хотя сейчас это меньше всего его волновало.
Дни проходили в каком-то странном оцепенении. Учитель, конечно же, был прав. Умиротворение было от Ву Фея еще дальше, чем раньше. Правда, теперь ему не надо было опасаться излишнего внимания: единственный человек, с которым он мог встретиться был один из молодых послушников, которого иногда отправляли с подношениями - иногда остатки монастырской трапезы, овощи, рис, чай. Тот всегда приходил еще до рассвета, оставлял все на плоском камне у входа и исчезал.
Но отсутствие людей лишь отчасти успокоило Чанга. Ночи стали еще невыносимей, как будто длиннее, темнее, тягостней. Иногда посреди ночи, измученный кошмарами, перемежающимися с бессонницей, он вскакивал и, не разбирая дороги, бежал вниз по склону к ледяной речушке, влезал в обжигающую воду и, пока хватало дыхания, сидел на дне, скрючившись, прижав голову к коленям... Потом, полностью продрогнув, встречал рассвет на берегу и часто тут же засыпал под постепенно пригревающим солнцем.
В одну из таких ночей он вернулся в хижину, мокрый, дрожащий и никак не мог согреться у хилого очага. Тут он как бы "невзначай" вспомнил о литровой бутылке виски, как будто случайно оказавшейся у него в вещмешке. Раньше он действительно о ней не вспоминал или делал вид, потому что знал себя - остановиться он не сможет, пока не прикончит всю. Можно представить, что глупее ничего не найти, чем уговорить литр виски в одиночку, да еще и после почти полугодового перерыва, на вечно голодный желудок. Но Чангу в тот момент было абсолютно все равно. Состояние мрачного презрения к себе, осознания своей слабости и ничтожности можно было только поддержать, потому что изменить он уже ничего не мог или не хотел.
Сорвав крышку, он сделал первый щедрый глоток, опаливший его незажившую губу. Он тихо, жутко засмеялся, и к вкусу алкоголя примешался вкус собственной крови.
Бутылка кончилась слишком быстро. Ву Фей огорченно вытряс из нее последние капли, еще не осознавая, что "продолжения банкета" вряд ли можно ожидать. Когда этот факт, вместе с накопившейся усталостью, злостью и нервным напряжением навалился на него со всей очевидностью, он вскочил с поляны, где только что собирался тупо встречать рассвет, уже светившийся за кромкой леса, и со всей силы швырнул бутылку в ближайший ствол дерева, оглашая окрестности криком, полным пьяной злости и отчаяния:
"К'ЗООООООО!!!!!!!!!"
Когда насмешливое эхо откричало свое, Чанг обнаружил, что, сидя на коленях, пялится на осколки бутылки, так нелепо смотрящиеся на траве. На белую этикетку капала кровь с его губы.
Странно, но тут он внезапно и катастрофически протрезвел. На не совсем твердых ногах он решительно направился в хижину, твердо зная, что нужно делать. К нему как будто вернулось все спокойствие и решительность. На дне вещмешка он откопал мягкий сверток, который не доставал со времени приезда в монастырь, хотя временами ему очень этого хотелось. Внутри лежал коммуникатор и мобильный, работающий по Глобальной Спутниковой Сети. Он уверенно, давно знакомым жестом подсоединил кабель, элемент питания, ввел код и мобильный довольно быстро нашел сеть.
"ОДНО НОВОЕ СООБЩЕНИЕ. ПРОЧИТАТЬ?"
Ву Фей с замирающим сердцем нажал на "ДА".
"18.06.198 а. с. СООБЩ. ПЕРЕДАНО ПО ПРОСЬБЕ И СО СЛОВ ПАЦИЕНТА Д. МАКСВЕЛЛА НАХОДИВШЕГОСЯ В СОЗНАНИИ ОК. 10 МИНУТ. СОСТ. КРИТИЧ.
"Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ТЕБЯ, ЧАНГ."
Электронная подпись:
СТАРШИЙ ОРДИНАТОР ОТДЕЛЕНИЯ РЕАНИМАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЙ БОЛЬНИЦЫ ВТОРОГО ОКРУГА НЬЮ-ЙОРКА ДЖЕЙСОН Ф. САЙМОНС. 34st., 5611."
***
Продолжение следует...